Пост о важном

“They survived such crazy things” — так актриса Элизабет Олсен охарактеризовала россиян в одном хулиганском видео, разошедшемся по интернету. Кажется, это, действительно, один из главных факторов, определяющих нашу культуру в поведенческом смысле этого слова. Первая мировая, Революция, голод 1930-33 годов, репрессии, Вторая мировая, Холодная война, дефицит, “железный занавес”, Афганистан, Чернобыль, распад СССР, трансформационный кризис 90-х годов, ковид, 24 февраля — вот неполный список тех вещей, которые мы как нация уже пережили или, хочется верить, рано или поздно переживём. Этим, конечно, можно гордится, но вообще-то это всё наши коллективные травмы. А любую травму лучше не иметь, чем иметь. Или — если травма уже имеется — то хотя бы её осознавать.

Но какой смысл осознавать травму? Зачем думать о неприятном? Чтобы минимизировать ущерб: и собственной психике, и окружающим людям. Ведь что такое травма? Это глубокое эмоциональное переживание отрицательного характера. А такие переживания оставляют следы. И в первую очередь в культуре, в нашей рациональности: мы учимся. Чему учимся? К сожалению, ничему хорошему. Мы учимся, что бывает агрессия и несправедливость. Что бывают бессмысленные страдания. Что люди, оказывается, могут убивать друг друга. Что жизнь не гарантирована, а мир нестабилен. Что от нас в нём ничего не зависит. Что есть свои, а есть чужие. Что человек человеку волк и поэтому думать нужно о себе. И самое главное — нужно всегда делать три вещи: молчать, приспосабливаться и ждать. А чего ждать? Правильно: очередного апокалипсиса.

Собственно, вот они, наши культурные характеристики: избегание неопределённости и краткосрочная ориентация, низкий уровень доверия и высокий уровень цинизма, внешний локус контроля и выученная беспомощность. Словом, имеем ценности выживания. И да, конечно, много чего хорошего в нашей жизни тоже есть, но поймите меня правильно: я сейчас не об этом.

Так вот похоже, что все эти малоприятные характеристики выработались и закрепились в нашей культуре не просто так, а в результате многочисленных потрясений. То есть, выражаясь языком эволюционной теории, они адаптивны. В том смысле, что они помогают нам выживать в условиях, скажем так, нестабильности. Вот только проблема в том, что жизнь и выживание — это далеко не одно и то же. Мы же имеем такую ситуацию, когда культура помогает нам выживать, но совершенно не помогает — я бы даже сказал, мешает — жить. Почему? А потому что из-за такой культуры — какой бы объективно обусловленной она ни была — мы имеем ещё меньше контроля, ещё меньше определённости, ещё меньше благосостояния, ещё меньше справедливости, ещё меньше социальных связей и ещё меньше счастья, чем могли бы.

Почему так? А потому что ценности и поведенческие установки действуют как самосбывающиеся пророчества.

Ну например, чем сильнее мы избегаем неопределённости, тем хуже мы умеем справляться с рисками, тем сильнее они по нам бьют, если реализуются, — и тем сильнее мы их избегаем.
Чем короче тот срок, на который мы планируем свою жизнь, тем меньше мы вкладываемся в будущее, тем меньше наше будущее от нас зависит — и тем короче наш горизонт планирования.
Чем более у нас внешний локус контроля, тем меньше мы контролируем свою жизнь, тем больше её контролирует кто-то другой — и тем более внешний у нас локус контроля.
Чем меньше мы доверяем людям, тем реже мы с ними кооперируемся, тем реже они кооперируются с нами — и тем меньше мы им доверяем. То есть да, как бы странно это ни звучало, мы не доверяем людям не потому что им нельзя доверять, а потому что мы им не доверяем. Замкнутый круг!
Наконец, чем сильнее мы настроены на выживание, тем более экстрактивные (то есть ориентированные на конкуренцию, а не на кооперацию) организации мы строим, тем агрессивнее окружающая нас среда — и тем сильнее в нас ценности выживания.

Окей, понятно, откуда ценности выживания у взрослых: они успели пережить некоторое количество апокалипсисов, и теперь научены жизнью. Но откуда такие же ценности у молодёжи, которая столь ценного опыта выживания вроде как пока не имеет. Ну во-первых, уже имеет. А во-вторых, взрослые ведь не только учатся сами, но ещё и учат молодых. Таким образом, происходит перенос ценностей выживания от поколения к поколению. Разумеется, из благих побуждений: ведь ценности выживания способствуют выживанию их носителей!

Вот только это не истина в последней инстанции, а скорее “ошибка выжившего”. Да, в неблагоприятной среде сохраняются именно такие ценности, так как именно они являются адаптивными. Но это ещё не значит, что их нужно перенимать! Ведь всегда есть и второй вариант — не адаптироваться под среду, а адаптировать саму среду: под себя и под других людей. И да, конечно, адаптировать “большой мир” довольно проблематично, но можно ведь работать и с “малым миром”.

Возвращаясь к 24 февраля — и обращаясь в первую очередь к представителям своего поколения, кому сейчас от пятнадцати до тридцати, но не только — хочу сказать несколько слов. Согласно теории поколений, поколение — это те люди, которые взрослели в один и тот же исторический период, чьи ценности и мировоззрения формировались под влиянием одних и тех же событий. Это люди, имеющие значимый коллективный опыт. Возможно, травмирующий.

Так вот, судя по всему, 24 февраля и есть то ключевое событие, которое формирует нынешнее молодое поколение. Вот уже почти три года как наше мировоззрение и наши ценности — ценности выживания — складываются под влиянием этого события. И поэтому, хотим мы того или нет, это событие будет влиять на нас и после того, как всё закончится. Мы будем принимать значимые жизненные решения, держа в уме, что такое возможно. И даже если мы не будем об этом думать, сформировавшиеся в нас культурные характеристики никуда не денутся — они будут портить нам жизнь на протяжении всей нашей жизни. И вероятно, не только нашей.

Но как предотвратить формирование этих разрушительных характеристик? И вообще возможно ли это? Ведь ситуация осложняется тем, что окружающая среда явно способствует их возникновению. К счастью, лекарство существует. И кажется, довольно неожиданное. Это рефлексия.

Идея следующая: чтобы выйти из порочного круга, нужно разрушить порождающее его самосбывающееся пророчество (или ещё лучше, не допустить его формирования). То есть сделать что-то такое, чтобы это самосбывающееся пророчество не сбылось. А для этого нужно, во-первых, его отрефлексировать — осознать, что пророчество вообще имеет место, — и во-вторых, сделать что-то ему прямо противоположное.

Так, например, избегание неопределённости лечится риском: мы рискуем раз, рискуем другой — и привыкаем. Краткосрочная ориентация лечится планированием: мы строим образ будущего — и оно начинает от нас зависеть. Внешний локус контроля лечится контролем: мы берём ситуацию в свои руки — и неожиданно она оказывается в наших руках. Низкий уровень доверия лечится доверием: мы доверяемся — и в большинстве случаев наше доверие оправдывается. Что касается выживания, то оно тоже лечится своим антиподом — самовыражением: когда мы самовыражаемся, в нас формируются ценности не выживания, а самовыражения. Какие бы crazy things нам при этом ни приходилось переживать. Что бы ни происходило вокруг.

Материалы:

Книга Николая Эппле “Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах” (о коллективных травмах и их лечении)
Книга Александра Аузана “Культурные коды экономики. Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа” (о формировании и изменении культурных характеристик наций)
Книга Рональда Инглхарта “Культурная эволюция: как изменяются человеческие мотивации и как это меняет мир” (об эволюционной теории модернизации, ценностях выживания и самовыражения)
Книга Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона “Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты” (об экстрактивных и инклюзивных институтах)
Статья Роберта Мёртона “Самосбывающееся пророчество” (о теореме Томаса)

См. также: