Как можно исправить историческую несправедливость, если вдруг она с вами приключилась?
Никак.
Всё дело в том, что историческая справедливость — это ложный концепт. Причём ложный концепт, так сказать, второго порядка. Когда человек пользуется такой категорией, он совершает сразу две логические ошибки: первую, когда думает «справедливость», и вторую, когда думает «историческая».
Ошибка номер один состоит в том, что никакой метафизической справедливости, справедливости как таковой, просто не существует. Точно так же как не существует и несправедливости. От слова совсем. И несмотря на то что (кажется? — вроде нет) большинство людей так считает, (не)справедливость не является объективной характеристикой нашей с вами реальности. Человек может думать, что одно положение дел справедливо, а другое нет, но по факту мы имеем дело с психологической проекцией: мы как бы проецируем наше внутреннее состояние на окружающий мир и потому впадаем в заблуждение.
Есть даже такое когнитивное искажение — вера в справедливый мир. Вещь довольно опасная. Допустим, вы верите, что мир «справедлив» и каждый получает то, чего «заслуживает». Тогда у меня плохие новости: вероятность того, что вы придёте на помощь человеку, оказавшемуся в сложной ситуации, невелика.
Но вернёмся к проекции. Вот игрушечный пример: родители купили детям торт и теперь им нужно поделить его между двумя маленькими детьми. Старший ребёнок считает, что ему должен достаться кусок большего размера, потому что он старший, и, конечно, так будет справедливо. Младший считает, что больше должны дать ему: просто потому, что он младший. Родители же считают, что торт нужно поделить поровну, потому что… да просто потому, что иначе будет как-то несправедливо. И действительно, может показаться, что родители правы и делить «нужно» поровну, но в том-то всё и дело: ключевые слова здесь — «может показаться». Родители чувствуют, что справедливо делить торт поровну, но, окажись они на месте своих детей, им было бы не менее очевидно, что это нечестно. (Не)справедливость — это ощущение, эмоция, отношение человека к происходящему, а значит, ничего объективного в ней нет.
Получается, что в большинстве случаев восстановление справедливости ничем не отличается от самой обычной мести. Разве что эмоциональной окраской используемого слова: ведь справедливость — это «хорошо», а месть, конечно же, «плохо».
А в чём состоит ошибка номер два? В чём ещё заблуждается человек, который говорит именно об исторической (не)справедливости? В том, что он возводит в степень всего общества и без того сомнительное понятие: предполагается, что чувство (не)справедливости может испытываться сразу большим количеством людей, причём не по-отдельности, а как бы сразу, таким цельным образом. А это, конечно же, не так.
К сожалению, многим людям кажется, что общности, группы людей могут что-то думать, испытывать какие-то чувства, страдать, радоваться и вообще представлять из себя что-то реальное. Но это просто ещё одно когнитивное искажение: семья, компания, нация — точно такие же «интерсубъективности», которые не имеют никакой субъектности, кроме субъектностей составляющих их людей. И если первая ошибка — это проекция, точнее, неспособность её осознать и мысленно отделить от реальности (совсем избавиться от этого ощущения невозможно, на то оно и когнитивное искажение), то вторая ошибка — это обобщение, непонимание того, что за любой группой людей стоят вполне реальные люди, которые совершенно не обязательно имеют одинаковые интересы.
С государствами и исторической справедливостью дела обстоят точно так же, как с теми детьми, которые делят торт. Вот только торт в разы больше, на кону судьбы людей и нет родителя, который мог бы прийти и разрулить ситуацию. И если кто-то выступает за восстановление исторической справедливости, то это значит, что одной группе людей просто предлагается взять и дружно отомстить другой группе людей. (Кто знает, может быть, такой негативный фрейминг и может поубавить пыл тех личностей, которые особо чувствительны к исторической (не)справедливости, а может, даже и заставит их задуматься.) И это наш первый вывод.
Второй вывод напрашивается следующий: если все вокруг о чём-то говорят, то это совершенно не значит, что это что-то, действительно, существует, а не является плодом больного воображения большого количества людей. И это верно не только для справедливости, но вообще для всего интерсубъективного. Нормы справедливости и морали, критерии красоты, успеха и счастья, понятия о свободе воли и правах человека, всевозможные религии и идеологии — всё это не вполне реальные вещи. Это сложные социальные конструкты, продукты взаимодействия множества людей, и далеко не всегда целенаправленного. Эти «нормы» пускают корни в человеческом мозгу ещё до того момента, когда он оказывается в состоянии их распознать и отфильтровать. В лучшем случае их приходится выкорчёвывать постфактум, в худшем — они успевают забраться настолько глубоко, что потом уже и не избавиться.
Нужно сказать, что всё не настолько плохо: некоторые из этих «интерсубъективностей» бывают даже полезны: они упрощают разные поверхностные взаимодействия между людьми. Однако не хотелось бы ради такой простоты жертвовать адекватностью собственной картины мира.
Но что же делать, как решить проблему «исторической несправедливости»? Очень просто: нужно перестать формировать настоящее, исходя из прошлого, а начать исходить из образа желаемого будущего. А поскольку жизнь — игра с нулевой суммой только тогда, когда в это веришь, то это значит, что всегда можно поискать возможности для сотрудничества, ну или хотя бы совместного существования. Вдруг получится?